№ 42. Четыре цели человеческой жизни

С некоторых пор Ника особенно интересовал смысл его жизни.

– В чем сокрыто мое предназначение или миссия на данное воплощение? – размышлял он.

Нику запомнился разговор с гуру. Гуру говорил:

– Есть четыре цели человеческой жизни: кама - чувственные наслаждения; артха - материальное процветание; дхарма - мораль и  праведность; и мокша - освобождение от круговорота рождений и смертей.

Ника больше всего привлекало понятие «мокша».

– Что же это за состояние, и возможно ли оно уже в этом теле и воплощении? – размышлял он.

– Эти цели последовательны, и невозможно достичь последней, не достигнув предыдущих – говорил учитель. Достижению мокши себя  посвящают, как правило, пожилые люди. Все это происходит в соответствие с природными циклами. Однако так бывает не всегда.  Есть люди, которые рождаются с таким высоким духовным уровнем, что в достижении камы, артхи и дхармы нет необходимости, и остается только мокша. Их называют по-разному: гуру, агхори, саньясины, садху, отшельники или бродяги, святые или преступники.  Эти люди решают один для себя вопрос: Как выйти из дуальной природы своих представлений, чтобы достичь во всем единства? Они стремятся выйти за грань «добра» и «зла».

– Но это невозможно! Это анархия! В таком мире невозможно будет жить – запротестовал Ник. Никто не станет соблюдать законов, и мир  погрузится во мрак. Свобода – не существует! – испугался Ник.

– Та свобода, которую они приобретают, всегда стоит над законами социума. Это просто более высокий уровень сознания, где растворены ограничения. Отнесись к этим людям, как к сумасшедшим. Тогда они не будут тебя смущать. Это исключение для нашего мира, а не правило.  Но если тебе повезет, и ты встретишь такого человека, ты вряд ли распознаешь в нем великую личность. Тебе потребуется вначале построить  дом, затем посадить дерево, родить ребенка, а уж затем обратиться к этому вопросу. Когда все эти смыслы будут исчерпаны, перед тобою  возникнет болезненный вопрос: «А что дальше?»

Ник понял, что разговор о мокше для него преждевременен. Ему еще хочется быть богатым, любимым, востребованным, сильным,  реализованным. А мокша – это то, что лежит за границей его сегодняшних интересов.

– Вначале, мне нужно насладиться чувствами, богатством, знанием, чтобы потом устремиться к чему-то более важному и настоящему. Это  важное иногда проявляется в поле учителя, но оно – не от этого мира. Оно главное! Но Оно – неописуемо.

Гоша

Согнув детскую душу, ее затем сложно разогнуть. Часто это происходит тогда, когда родители ожидают от ребёнка того, чего он еще не в  состоянии сделать, или заставляют заниматься делами, которые слишком сложны, постепенно формируя протест против общества или  притупляя интересы к жизни.

С Гошей Ник стал общаться, как будто был с ним знаком вечность. Может быть, - думал он, – были родственниками в прошлых воплощениях. В  этой жизни, они часто встречались на семинарах и тренингах. Гоша был любознательным молдаванином. Его идиотский смех по поводу и без  повода, вначале Ника раздражал, но затем он привык и перестал обращать внимание.

– Видно в детстве дети на улице не принимали его в свою компанию. Похоже, что даже били. Вот и пробует всегда быть хорошим. – Рассуждал  Ник.

На лице Гоши постоянно играла обличающая улыбка, которая как бы говорила:

– Что опять всем, а где же мне?

В нём одновременно уживались: бизнесмен, юрист, ученый, философ и маленький, обделенный любовью малыш. Как малыш – плохиш, Гоша  всегда стремился конкурировать с Заром. Однако, тот, казалось, этого не замечал и продолжал общаться на равных. 

Нику было невдомёк, чего Зар его терпит. Нет, чтобы выставить взашей, да еще сказать:

– Замечательный ты засланец! Иди и не просто иди со своей божественной натурой, а иди далеко в райский сад.

Проблем с Гошей всегда хватало. Подставить человека из «лучших» побуждений, нагадить и «нечаянно» не убрать, или «удачно» пошутить. Всё это у Гоши происходило виртуозно, и он был, как бы, не при делах. Но больше всего ему удавалось «спасать» других, лезть к ним в душу,  обсуждать людей за глаза и заострять внимание других на промахах Зара.

Глядя на Гошу, Ник осознавал, что тот отражает и его стереотипы характера:

– Вот моё отражение ребенка, из которого мама выковала орудие возмездия против отца, да еще с огромным чувством вины. Вот, что  связывает меня с ним. В моем случае, я еще и должен маме за то, что она меня родила и вырастила. Она так и говорила мне с братом:

– Вы должны вырасти моими помощниками. Я вас люблю, а вы - скоты неблагодарные! Я целыми днями горбачусь на вас, дармоеды! Хоть бы  совесть поимели!

– А где же тогда моя жизнь? Схему вижу – не знаю, как из неё выпасть. Я всегда чувствовал себя не на своем месте, как будто я должен маме  за все, что она себе не позволила. Я так и вырос с этим чувством неполноценности. Я все еще должен, а что должен, не знаю. Это очень  разрушительное состояние чувствовать себя виноватым за несоответствие неким мифическим ожиданиям. Сколько бы я не стремился им  соответствовать, они всегда были выше моих возможностей. Из-за этого у меня падало зрение, проявлялся геморрой, так как я не могу до сих  пор угодить маме и всегда чувствую себя отверженным.

Чем талантливее Гоша конкурировал с Заром, тем больше тот ему позволял пакостить. Логика учителя подводила. Если Ник учился быть  честным с собою, то Гоша стремился к самоутверждению за спиной у «папы». Схемы были одни, а бессознательные мотивации - другими.  Если бы не это, Гоша мог быть замечательным другом. Однако, что было точно, с ним не соскучишься. 

Тянул, Гоша на себя одеяло безбожно. Если это было в поле Зара, то всем остальным не хватало места на общение. Гоша заполнял собою  все, что было можно. Если же Зар забывал вовремя заткнуть ему рот, то лекция превращалась в демонстрацию Гошиного интеллекта. Если  учитель его игнорировал, то тот пробовал выдавить уже самого Зара. Заканчивалось все тем, что учитель ссаживал его с себя и переключал  внимание «малыша» на новую игрушку. Если и это не удавалось, то он просто давил Гошу своими точно отточенными и безупречно  выверенными фразами по самым больным местам. В прямом бою Гоша был трусоват и старался уйти от столкновения. 

Когда в поле ритрита или тренинга, появлялись властные или сексуально озабоченные женщины, Гошу словно срывало с цепи. Он начинал  ворковать и обхаживать пассию, стараясь вытеснить её из поля внимания Зара. Гуру вовсе не претендовал на роль мачо, но Гоша во всем  видел злобный умысел. Он стремился пресечь все потенциальные «намерения» соперника. При этом он всегда держался в тени сильной  женщины – «мамы».

Методы доказательства своего превосходства над Заром, были, мягко говоря, беспардонными. Когда Гоша понимал, что перегнул палку, он  прятался за «маму», делая вид, что ничего не произошло.

Схема его поведения выглядела так: плохой папа мешает заняться сыну сексом с понравившейся девочкой, а мама в это время должна  защитить сына от отца. Чтобы заняться сексом, папу следует на всякий случай всяческими способами устранить. Здесь в ход Гоша пускал  «маму», которую виртуозно стравливал с Заром – «папой». И, пока они выясняли отношения, пробовал соблазнить избранницу. Но если  «папа» в Заре исчезал, то и весь интерес к помеченной барышне также исчезал. «Мама», включив материнский инстинкт, отстреливала  «папу».  Чтобы подсадить властную женщину на материнский инстинкт уничтожения отца, Гоша методично втирался к ней в доверие и  всячески старался продемонстрировать свою беззащитность перед деспотичным учителем.

Ник замечал, что Зар иногда сознательно путает роли. Он вдруг исчезает из роли лидера – отца и тогда, весь так тщательно собранный и  отрепетированный спектакль, рассыпается в пыль. Выпадающие из Гошиного ролевого театра люди, с недоумением таращатся друг на друга,  размышляя:

– Что это со мною было? Что за морок нас накрыл?

Светозар говорил Нику:

– Если я уберу Гошу из своего поля, то таких Гош разведется тысячи, а так я понимаю, как обстоят дела с групповой кармой. Это позволяет мне создавать новые методики для разрешения подобных вопросов с другими людьми. Да и для любой группы необходим деструктор,  который сам по себе является чёрным учителем. Глядя на него, легче видеть, как не следует делать. Да и ни одной мелочи он не упустит. Любой мой промах будет виден как на ладони. Если бы Гоши не было, то деструкторов было бы больше, а так все они в одном лице.